ГЛАВА 3       

       Мария Сергеевна, хоть уже давно и разменяла четвертый десяток, до сих пор была женщиной довольно привлекательной. Черноокой, стройной, как газель, с густой прядью темных немного жестковатых волос до самых плеч. С бледно-розовым румянцем на немного впалых щеках, что придавало всегдашнему выражению ее лица некоторую утонченность и изысканность. Оставшись без мужа, она все еще надеялась устроить свою личную жизнь… И однажды ей повстречался тот, кто, как ей казалось, мог сделать ее счастливой!.. Но в действительности произошло то, чего Мария Сергеевна даже не могла себе представить… Ухажер матери не понравился Глебу с того самого раза, как он впервые его увидел. Весь какой-то прилизанный. Взгляд из-под темных бровей хитрющий, как у человека, который собственную выгоду никогда не упустит. Марья Сергеевна звала его Витя. А иногда, наверно, для важности, Виктор Иванович. Что у него, у этого Виктора Ивановича, таилось на уме, никогда нельзя было знать наперед. Говорил он мало. Зато ел всегда за двоих. И это при его-то худобе! Когда мать Глеба о чем-нибудь спрашивала его, он неопределенно пожимал плечами или же отвечал односложно. Либо «да», либо «нет».
       — Ма! И, где ты такого урода выцепила, открой тайну? — состроив презрительную мину, однажды поинтересовался Глеб.
       Марья Сергеевна строго взглянула на сына.
       — Не смей так отзываться о человеке, которого ты пока что совсем не знаешь!
         — Человеке?! Да он же — конченный! У него это на роже на-писано…
           — Что?! Что ты сказал?
       Мать в сердцах треснула кулаком по столу так, что тарелка, упав на пол, раскололась напополам. Глеб никак не ожидал от нее подобной реакции.
           — Ты — что, влюбилась?..
           — А тебе-то — какая разница?! Ревнуешь, что ли?!
       Фыркнув, Глеб равнодушно пожал плечами.
           — Вот еще скажешь тоже! Было б к кому… Хоть бы раз в дом булку хлеба принес! А то сидит на твоей шее и не чешется. Как будто бы так и должно быть…
       Глеб заметил, как в глазах Марьи Сергеевны блеснули слезы. А когда одна из них покатилась по ее щеке, она со злостью утерла ее ладонью.
— С отцом твоим, когда он выйдет из тюрьмы, я больше жить не стану! Ты скоро повзрослеешь. У тебя своя семья будет. А мне — что, прикажешь одной век коротать?
       Почему-то Глебу стало вдруг ее жаль. «А ведь она по-своему права!» — немного поразмыслив, решил он.
            — Прости, мам! Это я — так, ляпнул сгоряча, не подумав!
       — Вот-вот! У тебя с твоим боксом совсем мозги отшибло. Сперва думай, а потом говори. А то, я гляжу, смотришь ты на Виктора, ну, прямо-таки, серым волчонком… Что он, скажи, тебе плохого сделал?
       — Да, пока что, ничего! А сделает, сам потом пожалеет!
      — Сынок, давай договоримся! Ты свои угрозы оставь при себе. Ладно? А то, не дай бог, натворишь дел, потом поздно будет! Виктор Иванович, сам знаешь, где работает. Так, что, ты поаккуратнее с ним будь…
       — Ага! Мент, он и есть мент! Тот же — бандит, только — в форме…
          — Прекрати сейчас же, я тебе сказала! Он — хороший и очень порядочный человек!
           — Ну-ну! Только живет за твой счет…
        — Так, не за твой же! — снова вспылила мать. — К тому же зарплату ему пока что еще не давали…
      Но Глеб ни одному ее слову не верил. Не нравился ему этот тип и — все тут! Он, словно нутром, чуял, что тот еще себя покажет!.. Во всей своей красе! Так оно и вышло. Однажды Глеб, вернувшись со школы, обнаружил, что дома он — не один. «Странно! — это было первое, что пришло ему в голову. Почему мент — не на работе?» Сняв верхнюю одежду и обувь, Глеб направился, было, в свою комнату. Но Виктор Иванович Головнин был тут, как тут! Он словно прочел его мысли.
         — Ты, я вижу, удивлен? — с деланной улыбкой спросил он.
       — А чему удивляться-то? — огрызнулся Глеб в ответ. — Я бы на месте моей матери не доверил вам ключи от нашей квартиры.
         — Не доверил, говоришь?
         — Вот именно! Имею право!
       — Конечно, имеешь! — согласно кивнул Виктор Иванович. — Только вот красть-то в вашей квартире нечего.
         — Ну, это как сказать! При желании…
         — Заткнись, щенок!
       Виктор Иванович, аж, побагровел от злости.
       — Сопляк! Мал еще со мной так разговаривать! Вот упеку тебя за решетку, будешь знать!
      Сжав кулаки Виктор Иванович приблизился к Глебу почти вплотную. Он был выше Глеба примерно на голову и, несмотря на то, что не отличался богатырским сложением, значительно шире в плечах.
         — Интересно знать, это — за что?
       Кажется, овладев собой, мент нагло усмехнулся.
         — Да, за что угодно!
       Подросток с нескрываемым удивлением посмотрел на него.
        — Вот ты на бокс ходишь! Со всякой шпаной знаешься… Толь-ко не говори, что это — не так!
         — И что — из того?
        — А — то!  Может,  подскажешь,  кто  парня одного избил? Да, так, что на больничной койке он теперь находится?..
       Глеб краем уха слышал об этом случае…
         — Какого еще парня?
       И Виктор Иванович назвал имя и фамилию.
         — Уж, не думаете ли вы, что это сделал я?
     — Откуда мне знать, что — не ты? Где — доказательства? Отвечай, недоумок!
      Мент неожиданно схватил Глеба за грудки и тряхнул с такой силой, что едва не сорвал тугими прорезями пуговицы его новенького школьного костюма.
       — Но-но! Потише!
      Глеб с трудом сдержался, чтобы не ответить этому нахалу тройной серией ударов. Так, как учил тренер. Сначала — под дых, потом — в челюсть. Завершающий — в печень!
       — Потише?!
       Виктор Иванович даже заскрипел зубами.
       — Сам в отделение придешь, или повестку прислать?
     — Руки! — сказал Глеб, без страха глядя прямо в глаза этому ментяре. — Руки убери, а то ни слова больше скажу!
       Следователь УГРО раздумывал пару секунд, не более.
     — Слышал я от пацанов про этот случай, но, кто именно беспредельничал,  они не откровенничали! — спокойно сказал Глеб, когда Виктор Иванович отпустил лацканы его пиджака.
       — И — все?
       — И — все!
       — Ну, смотри! — пригрозил мент. — Если врешь, сынок, тебе же хуже будет… Я проверю! Я еще раз поговорю с моими свидетелями. Если выяснится, что ты мне солгал, я тебя посажу… Как пить дать, посажу! Так, что будь поласковей со мной, сынок…
       И Виктор Иванович скривил рот в усмешке.
       — Хорошо, папочка! — не остался в долгу Глеб.
       Он уже хотел пройти в свою комнату, чтобы, наконец, снять школьную форму, но почувствовал, как тяжелая ладонь легла ему на плечо.
    — Да, чуть не забыл! Марии… То есть, матери твоей, лучше ничего не знать о нашем разговоре. Она — женщина нервная!.. Не правильно все поймет! Ты меня понял?