ГЛАВА 4.16

     Вор в законе по прозвищу Дьявол являлся человеком среднего роста, абсолютно ни чем непримечательным. Встретив его однажды, вы тотчас позабыли бы о нем. Во внешности вора не было ничего зловещего или кровожадного. Сероглазый шатен, всегда опрятно одетый, он сливался с общей массой осужденных. Не требовал для себя никаких особенных привилегий. Жил как все, придерживаясь правил и порядков, заведенных на зоне. Но зэки хорошо знали, что это — лишь маска, под которой прятался настоящий монстр.
    Дьявол сидел дважды. Первый раз за нападение на инкассаторскую машину, маршрут которой вычислил заранее. Перекрыв ей путь у железнодорожного переезда шлагбаумом, преступник с оружием в руках завладел месячной зарплатой целого предприятия. Вовремя закоцав бандита, и изъяв у него почти все деньги, которые он пока что не успел растратить, ему влепили изрядный срок. Но он сбежал из тюрьмы и принялся за террор небольшого, но довольно прибыльного в денежном отношении, северного городка. Почти все директора местных торговых точек, которые делали бабки на левом товаре и спекуляции, регулярно выплачивали Дьяволу определенный процент с денежной выручки. Так продолжалось до тех пор, пока не открылся новый продуктовый магазинчик. После того, как он просуществовал ровно месяц, подельники уголовного авторитета нагрянули туда с предложением о «сотрудничестве». Но администратор магазинчика, был приезжий и не знал местных порядков. Искренне раздосадованный, он пригрозил вымогателям, что обратиться за помощью, куда следует… Чтоб выбить из борзого торгаша дурь, для начала его жутко избили. К счастью, этим все и закончилось. Пролежав с полмесяца на больничной койке, потерпевший, как и намеревался, пожаловался в органы. Свидетелей у него не было, и, к тому же, он ничего не знал о тех, кто поступил с ним так жестоко. Через собственные хорошо отлаженные каналы Дьявол скоро выведал про то, что в милиции завели уголовное дело на обидчиков директора продмага. Он понимал, что это все — туфта, и ему ничего не грозило. Его сообщников не привлекут так, как они не оставили ментовским ищейкам никаких улик. В то же время, Дьявол прекрасно сознавал, что в уголовке работали не дураки. Там были очень хорошо осведомлены, чьих рук дело — мордобой в продмаге. Но, не имея компромата на преступную группировку и их главаря, старательно скрывавшегося от органов, терпеливо выжидали, когда более благоприятные стечения обстоятельств дадут им в руки доказательства преступлений, достаточные для незамедлительного ареста всей банды. Дьявол вызвал к себе сообщников, тех самых, что избили зловредного торгаша.
        — Братаны, вы сработали очень грубо!
      Наслышанные про подвиги атамана бакланы боялись его, как огня. Этот невзрачный на вид человечек был феноменально коварен и жесток. Поговаривали, что в пятнадцать лет отроду, жутко приревновав отчима к своей матери, он повредил ему гениталии кухонным ножом. Суд оправдал Дьявола, поскольку мать была на стороне сына и убедила судью и присяжных, что обвиняемый действовал в целях самообороны. Отчим, скорее, из страха перед Дьяволом, который пообещал, что убьет его, если тот даст против него показания, а, не столько благодаря увещеваниям любимой женщины, заверил главного обвинителя, что все произошло совершенно случайно и подросток на самом деле не виноват.
     Братки прекрасно знали, что при себе у Дьявола всегда имелся козырь. Они на коленях умоляли бы его о пощаде, если бы он дал им такую возможность. Но матерый преступник, не спеша, вынул оружие из-за пояса, и, не моргнув глазом, поочередно застрелил обоих подельников. Их трупы отвезли на городскую свалку и завалили мусором. Но примерно через полгода, непонятно каким образом, милиция нашла жалкие останки тех, кто и при жизни не были достойными людьми. В карманах брюк одного из них уцелел бумажник. Помимо денег в нем хранилась сберегательная книжка на имя убитого. Немного позднее милиция опознала и личность его товарища по несчастью. Дальше все шло своим чередом. Родные, близкие и просто знакомые наверняка знали, или догадывались о том, чем прежде занимались те, чьи трупы продолжительное время разлагались посреди ненужного хлама и пищевых отходов. Поэтому доказать виновность Дьявола в убийстве не составило большого труда. Тем более, что прочие его сообщники, которых в банде насчитывалось около десятка, все более не доверявшие своему главарю и запуганные им до смерти, выступили добровольными свидетелями не в его пользу. Учитывая, что убийство произошло во время бандитской разборки, и лишились жизни не честные граждане, а преступники, суд приговорил Дьявола к пятнадцати годам лишения свободы, добавив к ним еще семь с половиной лет за прошлые грехи. Тот, в свою очередь, поклялся, что, так или иначе, но он воздаст с лихвой своим бывшим корешам за предательство.
        Еще до появления в лагере авторитетного вора зэки упорно гундели о том, что мотать срок на соседних нарах с Дьяволом, все равно, что отправиться пехом через пустыню Гоби с фурункулом в промежности. Для начала он кого-нибудь прихлопнет. Ему теперь и тигр уссурийский — брат двоюродный. Полтора десятка лет лагерных работ да плюс еще половину этого за ограбление инкассаторов и побег — то же самое, что век воли не видать! За предательство подельников, за не сложившуюся судьбу он отомстит всем без разбору. И ворам, и законникам. Уж кто-кто, а Дьявол на это был мастак! Но с первых же стежков по зоне матерый преступник повел себя странно. Он никого не замесил в тесто для булок со сдобой. Наоборот, жестко упорядочил быт уголовников. Так, что без его ведома никто не смел ни чифирнуть, ни корешков на свободе весточкой ублажить. Чтобы, мать их перемать, посылочку, хоть дерьмом обмазали, но полулитровочкой начинили. «Перед начальством Дьявол выслуживается! — зубоскалили воры. — Хочет, чтобы ему срок скостили! Оттого и нас мучает. Изверг! Уж, лучше бы пришил кого. Глядишь, тогда и сердцем бы немного оттаял. И нам по-своему пожить дал. Так нет, собственные законы устанавливает. Ему бы в правительстве самым главным вертухаем надо, а не на зоне вшей кормить!» А однажды, когда во время обеда в столовой зэков за уши пристегнули к кислым щам. Дьявол поднялся из-за стола и, не торопясь, направился в кухню. Вскоре с кастрюлей, надетой на голову, издавая дикие вопли, лагерный кок, точно заяц из лесной чащи, выскочил из поварской! Вероятно, кипевшие на раскаленной плите остатки протухших щей ему не очень-то пришлись по вкусу. «Так этому ублюдку и надо!» — злорадствовали заключенные. Им было не в новость, что главный повар, пьяница и обжора бессовестно обкрадывал их, а, затем сбывал с рук, если не половину, то значительную часть продуктов питания из лагерного рациона, и без того, чрезвычайно скудного. Пострадавшего с ожогами второй и третьей степени срочно госпитализировали. А его обидчика на месяц определили в тюремный карцер. Воры с облегчением вздохнули. Теперь никто не помешает им всласть побезобразничать!
    При свече пятеро уважаемых братвой воров допоздна лупились в карты и чифирили. Кто-то рассекретил самогон. Под утро один из воров во сне неловко повернулся и опрокинул на пол все еще горевшую лучину вместе с очередной бутылью недопитого самогона. Пламя с пола враз перекинулось на матрацы, простыни, одеяла и одежду заключенных. Основательно подгнивший деревянный барак вскоре всполыхнул, как порох. С криками: «Пожар! Спасайся, кто может!», братва в ночных рубашках и кальсонах кинулась на улицу. Командиры и солдаты, лишь бы не подстрелить кого-нибудь из заключенных или своих же служивых, стали палить из оружия поверх голов неуправляемой толпы. Но из этого ничего путного не вышло. Наоборот, ошалевшие от страха зэки, впотьмах долбались друг в друга, как бильярдные шары, и отскакивали, уносясь прочь в поисках безопасного пристанища. Предрассветную мглу сотрясала то отборная ругань, то стон, то плач. Тумаки сыпались направо и налево. Доставалось своим и чужим. Между тем, огонь разгорался все сильнее. Его гигантский столб возносился над лагерем, словно исчадие ада. Искры с жутким треском летели всюду. Зрелище было впечатляющим и ужасным. И, возможно, чем-то отдаленно напоминало, то ли гибель Помпеи, то ли пляску на раскаленной до бела жаровне нехристей в потустороннем мире… Так ли, этак, погорельцы унялись лишь, когда рассвело. Тогда они воочию увидели, что их барак сгорел дотла. Картина была настолько удручающей, что все ненароком притихли. Даже те, кто получили тяжелые ранения и ожоги, казалось, на время позабыли о них. Не слышалось ни криков, ни стонов. Наступила такая гробовая тишина, что отчетливо доносились лишь зуд бесчисленной мошкары да глухое жужжание мохнатого шмеля… Где-то в тайге среди сосен и елей раздавалась частая дробь дятла. Эхом долетало бесконечно затянувшееся пророчество кукушки.
      Между тем, солнце все выше и выше поднималось над пикообразными верхушками хвойных деревьев. Казалось, природа, полная искрометной радости и света ликовала и обещала великолепный день. В овражках, на лесных просеках постепенно рассеивался утренний туман. На листьях кустарника и стеблях травы, словно драгоценные камни, блестели капельки росы. Невольно любуясь этой красотой, люди сожалели о том, что еще немного, и все великолепие летнего утра растает как легкое облако в небесной синеве. И его сменит жаркий и невыносимо душный июльский полдень, оставив погорельцев один на один с новыми заботами и тревогами, грузом жестоких просчетов и ошибок прошлых зим и лет.